СОБАЧЬИ СТРАСТИ

Солнечным воскресным утром генерал-майор Моисеев вскочил в 6 часов, плеснул в лицо холодной водой, тщательно побрился, щедро подушился одеколоном, быстро оделся и отправился в Дом офицеров Вюнсдорфского гарнизона. Там политработники Группы советских войск в Германии – Западной группы войск развернули избирательный участок, где всем полноправным гражданам, обитателям военного городка дoлжно было отдать свои голоса на выборах депутатов, как позднее кроваво выяснилось, последнего Верховного Совета СССР.
Невысокий, тучный Моисеев, влекомый навязчивой мыслью – первым в гарнизоне исполнить гражданский долг, тяжело отдувался, шустро семеня короткими ножками.
Вот и ГДО. Окрест – ни души. Но двери заранее широко распахнуты. В их тёмном провале бликовал объектив видеокамеры. Привычно утирая галстуком пот с побагровевшего лица, безмерно счастливый генерал шумно влетел в фойе. Здесь озабоченно сновали члены избиркома, оператор с большой камерой на плече, осветители и девушка-режиссёр, ведущая гарнизонного телевизионного канала. Улыбками и жидкими хлопками присутствующие встретили взмокшего, ликующего «пионера демократического волеизъявления», а объектив камеры подмигнул, приглашая войти в историю…
Скоренько управившись с установленными выборным регламентом процедурами, Моисеев картинно раскланялся со всеми и, победно-снисходительно поглядывая на потянувшихся к гарнизонному Дому офицеров жителей городка, двинулся назад, к дому, позавтракать…

…Двумя часами позже свершившегося «эпохального» события я сдал дежурство по службе подполковнику Писарчуку и спустя пять минут был дома. Принял культовый холодный душ, с удовольствием позавтракал. Затем вместе с женой-красавицей, Валентиной, и семейной любимицей – необыкновенного обаяния лохматой собачонкой интернационального помеса, по кличке Булька, не торопясь двинулся в сторону ГДО. Подойдя к ступенькам, ведущим в избирательный участок, Валя взяла Бульку на руки. Смышлёная псинка, поёрзав, уютно пристроилась на груди хозяйки и, хорошо зная себе цену, приняла величественную осанку.
Выборная страда была в разгаре.
Красивая, стройная женщина с не менее очаровательным существом на руках, понятно, не могла не привлечь всеобщего внимания. Телеведущая скомандовала оператору: «Снимай, скорей снимай!». – И добавила: «Какая прелесть!»…

Покончив с делами в ГДО, мы, по заблаговременной договорённости, направились навестить знакомых – семью майора Володьки Метлушенко из Управления связи. Там нас уже давно ждал праздничный стол…
Мы с Вовкой, под хрустящие солёные огурчики с продсклада старательно опустошая большую бутыль «Доппель корн», громко обсуждали какие-то, воняющие порохом, бензином и пoтом, темы; женщины, вертясь у зеркала, представляли театр мод; дети визжали, пытаясь сделать Бульке «шестимесячную» завивку под Анджелу Дэвис, – когда из негромко работающего телевизора пролились позывные гарнизонной телестанции. Начался репортаж о завершившихся выборах. Первым на пустынной площадке перед ГДО нарисовался, как вы уже догадались, генерал-майор Моисеев. Затем на экране замелькали люди, бюллетени, кабинки, урны…
И вдруг…
И вдруг, вытесняя из кадра кумачовый плакат «Все на выборы!», строчную развёртку электронно-лучевой трубки заполнило нечто белое, лохматое, умилительное, с чёрными, будто подведёнными глазками, с рыжими на кончиках ушками и блестящим смоляным носиком. Забыв о тряпках, женщины восторженно взвизгнули: «Булька! Смотрите, Булька!»…

…Генерала Моисеева прямо-таки распирало от собственной, публично и браво продемонстрированной, политической активности. Несмотря на выходной, праздничный день, дома не сиделось – ноги сами понесли его к штабу Группы. Вкатившись в «дежурку» и жестом прервав доклад подполковника, он вскричал высоким тенорком:
– Писарчук, включай телевизор! Сейчас увидишь своего генерала!
– Есть, товарищ генерал…
Экран засветился. На фоне готического здания ГДО возникла одинокая, окутанная утренним розовым туманом колобкообразная генеральская фигура.
– Вот она, Писарчук, партийная сознательность и ответственность! Я даже самого Главкома опередил! Понял?!
– Угу… Так точно!
Эпизод за эпизодом на экране развёртывалась избирательная кампания гарнизонного масштаба. Но внезапно Моисеев почувствовал себя, как если бы его на полном ходу боднул тяжеленный магистральный паровоз. С экрана, живописующего генеральский звёздный час, на него вдруг вызверилась по-хамски ухмыляющаяся волосатая морда, нет, рожа… харя мерзкой собачонки этого, всегда непочтительно прямого в стане, майора Сергеева! Ага, а вот он и сам! Мерзавец...
Минуты две генерал беззвучно хватал раскрытым ртом воздух. Наконец, плотину его возмущённого разума прорвал кипяток праведного гнева:
– Пи-сар-чу-ук! Ты видел?! Каков! Как он смеет! Да это же!.. Это подрыв!.. Это дискредитация партии! И это советский офицер! Коммунист!! Ты у нас заместитель секретаря партбюро! Я тебе приказываю: заводи персональное дело на коммуниста Сергеева! Немедленно!!
– Товарищ генерал…
– Молчать!! Не-мед-лен-но!!! А я… А я… пишу рапорт в политотдел! – и, плюясь, укатился в свой кабинет.

Утром следующего дня, здороваясь с прибывающими на службу офицерами, генерал-майор Моисеев демонстративно отлучил меня, в его глазах махрового ренегата, перерожденца, от круга достойных его высочайшего рукопожатия – и, многозначительно полыхнув взором, поспешил в политотдел. Начальник политотдела внимательно прочитал рапорт Моисеева и, давно зная особенности генеральского синусоидального нрава, спокойно сказал:
– Святослав Петрович, для начала остыньте немного. А после обеда мы поговорим по существу вашего рапорта. Ступайте, отвлекитесь…
– Но…
– Ступайте, ступайте.
Когда дверь за грозой в лампасах захлопнулась, начпо выразительно покрутил пальцем у виска.

Вскоре, в соответствии с планом замены, я, за строптивость и плохо гнущийся в пояснице хребет проносивший майорские погоны два срока – семь с половиной лет, вместе с семьёй убыл в центральный аппарат Вооружённых Сил СССР, с повышением в должности и воинском звании.
Генерал-майор Моисеев, которого также ожидало убытие в Союз, на волне смутных перестроечных настроений вдруг перестал появляться на службе; начал то приостанавливать, то вновь восстанавливать членство в КПСС. Затем со скандалом убыл по замене в Киев. После грянувшего развала СССР пытался предложить свои услуги незалэжной армии. Выразил готовность присягнуть на верность Украине. Но был тихо уволен в отставку…