«ИНОСТРАНЕЦ»

(черновые наброски книги рассказов о службе ВОСО)

В 1973 году наш взвод с брегов Невы был отправлен на станционную и локомотивную практику-стажировку в город Львов. Курсанты, известно, народ не святой – каждый в вещмешок, рядом с маршальским жезлом, уложил бутылку водки.

Юность – суровая, перспективы – грандиозные, организмы – могучие, глотки – лужёные… Ну не кроссворды же, в конце концов, разгадывать! В общем, к Даугавпилсу все «запасы ГСМ», увы, истощились.

И вечерело за окном.

И очень «горели трубы».

И ко всему финансовое положение взвода колебалось ниже уровня головки рельса, так как руководитель практики мудрый подполковник Ефимов предусмотрительно отложил выдачу командировочных до прибытия на место, а отпускных – вообще до окончания стажировки.

Пока поезд «штормило» на входных стрелках станции Даугавпилс, на столик была брошена фуражка, в которую из вывернутых карманов и дерматиновых портмоне полетели жалкие остатки денежного довольствия за прошлый месяц. Что бы там ни гнусавили адепты частно-собственническо-хуторского менталитета, а колхоз – великая сила: расчёты даже в первом приближении оптимистически утверждали, что 614 взвод – едва ли ни сходбище олигархов. Максимальная платёжеспособность тридцати страждущих человек гарантированно покрывала стоимость трёх бутылок водки и четырёх – пива.

Идти на благое дело вызвались Шура Венгеров и я. Земля Латвийской ССР встретила нас июньским закатным солнцем. Быстренько обменяв всю наличность на драгоценный товар, зажав заветные горлышки меж пальцев, мы неторопливо направились к своему вагону. И тут же жестоко поплатились за преступное легкомыслие: перед выходом из поезда надо было накинуть на себя хоть что-нибудь из «гражданки». Век живи – век учись. На нашем пути вырос патрульный наряд со старлеем во главе. А в те времена в армии с вопросом о «бухалове» было очень строго. Ну не станешь же ты лепетать, что купил бутылку пива в подарок любимой бабушке, которая с нетерпением будет встречать тебя, скажем, в Луцке…

Старлей вызвал из вагона подполковника Ефимова, который тут же, на платформе, объявил мне и Шуре месяц без увольнения в город и ушёл дремать в своё купе. А начальник патруля, как-то странно подмигнув, приказал своим солдатам изъять у злостных нарушителей воинской дисциплины «греховный» товар и со всеми приличествующими почестями предать его погребению в мусорном контейнере. Бойцы приняли у нас бутылки; слегка замешкавшись, поколдовали около контейнера и вернулись к начальнику патруля. «Свободны», – бросил нам старлей. Я кинул прощальный взгляд на контейнер – и обомлел: аккуратно придавленные тяжёлой крышкой, из контейнера наполовину выглядывали семь целеньких, не опорожнённых бутылок. Три – с водкой и четыре – с пивом…

Отблески багровой зари зловеще стекали по их округлым бокам.

«А-а, чтоб тебе!..», – с горькой досадой подумал я.

Окна вагона, казалось, сейчас вспыхнут от курсантских взоров, испепеляющих старлея…

Командиром 2-го – моего – отделения был бравый сержант Сиденко Игорь Петрович, выпускник Московского СВУ, кладезь остроумия и щёголь. Увидев его, выходящего из соседнего вагона, я мгновенно воспрянул духом – коль за дело взялся «Сид», всё будет славно. Одетый в броский, яркий импортный спортивный костюм, Петрович заметно выделялся среди людей, снующих по платформе. Он, картинно попыхивая длинной иностранной сигаретой, не торопясь направился к контейнеру с нашими бутылками. Патруль медленно сопровождал его взглядами. Подойдя к мусорной таре, пассажир «буржуйской внешности» величественным жестом извлёк из кармана своего фирменного наряда… донельзя вылинявшую отечественную авоську. На глазах у изумлённых солдат и лишившегося дара речи старлея аккуратно, по одной, вытащил из контейнера бутылки и, тщательно уложив их в когда-то зелёную сетку, так же прогулочным шагом направился обратно.

Придя в себя от шока, старлей протянул руку в сторону Петровича: «М-молодой человек, вы э-э…». Тут его поджидал второй удар. Надо сказать, что в те годы Московское суворовское давало своим выпускникам капитальное знание иностранных языков и выпускало их с вручением диплома военного переводчика. Увидев отчаянную жестикуляцию и услышав невнятное мычание старлея, сержант Сиденко ослепительно, как учили, улыбнулся в 32 зуба и выдал на классическом английском длинную-длинную тираду, из которой я сумел разобрать отчётливо лишь «брейд оф сив кейбл» и «сувенир».

Старлей щёлкнул каблуками, икнул и выдавил из себя: «Йес… бите, бите…»

А «иностранец» с бутылками водки и пива, торчащими из русской авоськи, важно продолжил свой путь от мусорного контейнера к своему… плацкартному вагону.