Раздел девятый.

Народ Нашего Края

Егуны

Заинтересованный читатель, надеюсь, поймет, что неспроста и не однажды говорил я о значении волостного управления (самоуправления!) и о губительных последствиях замены ее иной, насильственно навязанной, чужеродной властной структурой (вспомни и сравни: 12 волостей и 107 колхозов). Уверенен, неприязнь преемников централизованной власти, некогда уничтожившей самоуправление – из-за такого ее отрицания – ко мне, автору этих и других аналогичных утверждений, несомненно возникнет. Но ведь опыт минувшего столетия показал нежизнеспособность этой структуры, так какой смысл все замалчивать и сглаживать? Что – было, то – было…

И напротив, разве мы не чувствуем со стороны ее представителей надменное, даже пренебрежительное отношение к народу, населяющему нашу «окраину», так внутренне и не признавшему не свою власть. Доказательства? Пожалуйста! Приезжай, земляк, в районный центр, поговори с людьми его населяющими, особенно из этих самых властвующих структур. Как только возникнет разговор (особенно в доверительном ключе) о стороне, где родился и живешь, ты убедишься, услышав презрительный возглас: «А, это там, где «егуны» живут...» На твой недоуменный вопрос – что сие слово означает? – тебе приведут массу предположений о его происхождении (причем, все – уничижающего характера). А ты, находясь в недоумении, в который раз задаешься вопросами. Что это за кличка такая, «егун»? Откуда она взялась? И почему она произносится обычно с полным презрительности оттенком? У кого спросить, к кому обратиться?

Но нам с тобой, читатель-сородич, повезло: в поисках ответов, кроме своего дома (правда, при наличии хорошей библиотеки), нет резона* ни куда-либо ходить, ни у кого-то спрашивать. Они сами к нам пришли.

На моем письменном столе лежит номер газеты «Старожиловские просторы» за 19 мая 2000 г. Последняя, четвертая страница посвящена Дню славянской письменности и культуры, который ежегодно отмечается во второй половине мая. Выпуск ее подготовила теперь хорошо знакомая нам Ирина Ермаченко. Добрую половину этой страницы занимает ее статья «Память о родных истоках». Заметная публикация (как и все, что выходит из-под ее пера), и начало увлекающее: «Отыщи всему начало, и ты многое поймешь…». Последняя фраза – из сочинения Козьмы Пруткова «Плоды раздумья (мысли и афоризмы)». Первую часть статьи Ирина Михайловна посвятила деликатной теме: замусоренности разговорного языка сквернословием или, прямо скажем, матерщиной. Ну, тут ничего не поделаешь, бытуют в Нашем Крае бранные слова. Как и в большинстве других краев Руси-матушки… Мало, еще очень мало в нас культуры, в том числе в обращении со словом! Воистину, все сказанное автором, справедливо по отношению к любителям нецензурщины. Хотя они и не составляют в народе Нашего Края его большинство.

Вторая часть статьи посвящена не менее деликатной теме. Однако чувствуется, что она автору кем-то навязана. Ибо исполнена недоброжелательностью по отношению к тому, о ком там говорится. А говорится там о народе Нашего Края. И приводятся довольно «любопытные», а для кого-то «многозначительные» его характеристики. Чтобы полностью донести до читателя смысл всего сказанного, процитирую всю ее вторую половину без сокращений.

« …На земле «Ягунии» (так издавна называется окраина Старожиловского района, села по Проне-реке, где живу вот уже третий десяток лет) материал для изучения щедринской темы далеко не скуден. [Выше, в данной статье упоминался писатель М.Е.Салтыков-Щедрин (1826-1889), который несколько лет служил в Рязани вице-губернатором 149 . Он, не понаслышке знавший рязанцев, написал книгу «За рубежом», в которой говорится о поучительности изучения культуры русского народа с точки зрения сквернословия].

Как я сопротивлялась, резко обрывала собеседника, если называли меня «ягункой». Внутренне кипя, заявляла: «Я – донская казачка!». Но чего уж теперь-то, чего сопротивляться-то – обрязанилась, объягунилась, смирилась… Стала выискивать – отчего да почему все-таки так называется «Ягуния»?

Историк-краевед, работник Рязанского архива, Олег Никитин, который, по его словам, «всю свою сознательную жизнь посвятил изучению Старожиловского района», объяснил так: «Ягуны – отверженные, отдаленные от барина, живущие на задворках его владений…»

Своя версия есть и у мелекшинского библиотекаря Татьяны Вязанкиной: «Ягун первоначально звучал как «Я – гон», гонимый, значит. Некоторые, правда, бабу Ягу приплетают, но, по-моему, это – домыслы».

Одна старушка мне так объясняла: «В старину, на Масленицу, забава была – деревня на деревню шла, бились в кулачных боях. Вот наши муняковские, ершовские да столпянские с одной стороны, а татаркинские, мелекшинские и аристовские – с другой (человек по 50 с каждой стороны выбирали), и на том месте, где сейчас кладбище-то разрослось, и бились. Так вот тот, кто больше всего пострадавшим был, либо уползал, либо его уносили, тот прозывался «ягуном», потому что его сравнивали с «монголо-татарином», которых здесь разбили в усмерть, а ягун – это чин такой был в иговом стане. А наша сторона все чаще побеждала – у нас тогда кузнецов да мельников больше было, а у них только конюхи да крестьяне. Вот и получается – «ягун» в смысле побежденный или побитый…»

А еще одна бабушка сказывала, что «ягуны» – недоученные, необразованные, мало, что объяснить могут. А столпянские, они – не «Ягуния», они всегда выше наших (то есть татаркинских) по учению шли – школ там всегда больше было и наши (это кого родители пускали) туда учиться-то ходили…

Так что, вы уж простите меня, соседи-«ягуны», но мы, столпянские, все же в сторонке чуть от вас стоим. Мы, выражаясь языком моей 16-летней дочери, «чуть покруче будем! »

Вот такая идея объяснения отличительных черт народа, проживающего в «окраине Старожиловского района» (добавим: некогда называвшейся Столпянской волостью), возникла у журналистки Ирины Михайловны Ермаченко. Написана статья, правда, в немного игривом и несколько самоуничижительном, почти ерническом тоне, однако редакция, опубликовав ее, цели своей достигла.

В одну из поездок на родину решил я ее обсудить с земляком и вот что у нас получилось.

– Так!.. Значит, статья заказная?

•  Не иначе!

•  Каковы же мотивы для ее написания?

•  Да, основа-то, собственно говоря, одна и заключается она – в высокомерии, доходящем до презрения. Видишь, ставят нас в подчиненное положение, держат за второй сорт, избегая равенства даже в общении, встают в позу, гордясь своими «преимуществами и достижениями».

•  Но чувство презрения, мне кажется, свойственно – и это вполне очевидно – не автору статьи, а кому-то другому или другим?

•  Вот именно: тем, кто ее, как и многих из нас, «ягункой» называет.

•  В таком случае, автором статьи выбрана неплохая, даже удобная позиция?

•  Конечно! Загоняя себя, якобы, в угол, она, в случае чего, знает куда отступать: «За два десятка лет я объягунилась, обрязанилась… А так я, мол, ни при чем; ведь я же – донская казачка!»

•  Получается, что эта обида – ее личное дело?

•  Да! И мы с тобой, земляк, в том же уверены: сколько бы она в тех же Столпцах ни жила, сколько бы ни пыталась ассимилироваться*, Наш Край все равно не будет ей, по-настоящему, близким и родным. Иначе бы не «смирилась». Да и она для нашего народа до конца своей тоже вряд ли будет. Таковы закономерности человеческой психологии. И не в обиду мы говорим ей эти слова, а для констатации* такого, свойственного людям явления.

•  Но куда же нашему брату-прончанину деваться, коль так жестко припирают к стенке, характеризуя тебя самыми непотребными словами (кстати, хуже матерщинных)? Ты – и отверженный, и изгой, живущий у барина на задворках, и побитый, и побежденный, и недоученный, и недообразованный, и недоумок. В общем, – «не крутой». Но, если от такой брани деваться некуда, то что же и нам, что ли на Дон, где предки наши тысячу лет назад обитали, надо бежать? И тоже говорить, что мы – донские казаки?

•  Нет уж! Нам бежать некуда. Мы – прончане. В наших жилах течет кровь более тридцати славяно-вятичских поколений. А они за всю тысячелетнюю бытность в своем родном Крае, ни разу о себе не говорили: «Мы – донские казаки». И никуда не бегали; жили и обустраивались, как могли. Теми же временами: били степняков, терпели татар, сопротивлялись крымцам и ногаям. Даже с рязанцами боролись, но не сладили и вместе с ними к Московии отошли.

•  Да! Москва, как известно, особых благ – не дала. Но, всех нас объединив, сколько раз (правда, с нашей же помощью) от врагов спасала! Как говорится: «Карала, матушка, миловала, да и себя не забывала!» Но ведь и не оскорбляла…

•  Воистину так! Но пришло лихолетье – ослабла державная власть. Тут, откуда ни возьмись, большевики объявились. Совсем мужикам худо стало. Вволю поглумились они над народом и его историей. Уезд ликвидировали, великой судьбы Пронск в село превратили, волости, чтоб сподручнее командовать было, на колхозы порезали. А на древнейшей земле создали искусственные конгломераты – районы.

•  Но надо отдать им и должное: «уважать» себя заставили! Правда, не добром и волей, а штыком и голодом. Да… Но после Отечественной войны жизнь-то вроде бы наладилась.

•  Стала налаживаться. Хотя победу над фашистской заразой, наверное, можно назвать пирровой*: ведь большая часть наших мужиков в чужих краях полегла. А тут еще урбанизация* пагубу принесла, и селения вымирать стали.

•  И после всех этих бед, сами же «не-егуны» над нами еще и подглумливаются. Так, что же делать: терпеть? молчать? Или наоборот, защищаться, отвечая ударом на удар. Ведь обидно же!

•  Нет! Не стоит, ввязываясь в эти споры, размениваться по мелочам: будем выше обид, нам нанесенных. Кто живет праведно и кому дано такое прошлое, не имеет права опускаться до уровня исторических выскочек. В конце концов, им же, « не-егунам », сегодня плохо.

•  Да уж! Теперь они понима-а-ют, чей престол заняли. Древний, княжеский, вот и бесятся…

А теперь, читатель, отвлечемся от диалога и поговорим по существу вопроса. И проверим, насколько правы персонажи статьи Ирины Ермаченко и других наших недоброжелателей относительно происхождения и значения слова «Егуны». Заглянем в те словари, в которых искомое слово имеется, и проверим, заложена ли в нем хотя бы доля приписываемого им пренебрежения, касающегося народа Нашего Края. А предварительно сделаем несколько уточнений.

А). В большинстве общеупотребительных Словарей русского языка: (Ожегова, Ушакова, академическом, 17-ти томном и других) «гнездо» со словами «егун, ягун» отсутствует. Нет его и во многих, узкоспециализированных словарных сводах: в «Историко-этимологическом* словаре русского языка» П.Я.Черных, в «Этимологическом словаре русского языка» А.Г.Преображенского, в «Словаре русской фразеологии» (то есть в историко-этимологическом справочнике А.К.Бириха) и тому подобных.

Б). Цитируемые ниже толкования приводятся с максимально возможной текстовой и приближенной к оригиналу архитектурно-шрифтовой точностью. Сделано это сознательно, поскольку есть надежда, что найдется любознательный читатель или краевед, который заинтересуется данным вопросом и продолжит начатое исследование.

В). Особое внимание хотелось бы обратить на толкование этого слова В.И.Далем. При подготовке к печати первого (прижизненного) издания его Словаря (1863-1866 годы) в «гнезде» со словом «Егун», на мой взгляд, им было допущено географическое смещение. Посудите сами, ведь Волга никогда не текла, как не течет и сегодня, ни по белорусской, ни по смоленской землям. А составители двух других, указанных нами ниже Словарей, этот казус отразили, но каждый отнесся к нему по-своему.

Г). По данным Генерального каталога Российской государственной библиотеки, со времени первого издания Словаря В.И.Даля до сего дня (то есть за полтора столетия) вышло более полусотни тиражей этого памятника русской культуры. Причем, одно издание на русском языке вышло даже в Японии! Но текст далевского объяснения слову «Егун» ни разу не подвергался критическому анализу. И никем не был изменен. Что это? Беспрекословное повиновение авторитету? Нежелание притрагиваться к каноническому* тексту? Наверное, что-то третье… Но обратимся к найденным толкованиям.

– Толковый* словарь живого Великорусского языка В.И.Даля, любое издание. (Здесь воспроизводится текст с самого первого: М.: Общество любителей Российской словесности Московского университета, 1863 г., часть первая: А – З, с.459):

«Егунъ, ягунъ; ягунами называют по Волгъ белоруссовъ, смолянъ и вообще техъ акальщиковъ, кои произносятъ окончание аго, его, какъ оно пишется, а не какъ принято: аво, ево ».

– Этимологический словарь русского языка М. Фасмера, в переводе с немецкого и дополнениями О.Н.Трубачева, любое издание:

«Егyн, ягyн – прозвище белорусов и носителей некоторых диалектов, например, жителей Смоленской области, которые в окончании родительного падежа единственного числа – ого, его произносят г вместо в. (Даль, 1281), от местоимения егo ».

– Словарь русских народных говоров, выпуск восьмой; М.: Наука, 1972 г., под редакцией Ф.П.Филина:

«Егун, a , мужской род. О человеке, произносящем в окончаниях прилагательных, местоимений и порядковых числительных ого, его, а не общепринятое ово, ево. Егунами называют тех рязанцев, которые в произношении усиливают слог «го». Ряз., Доп. Оп., 1858. На Волге , Даль».

[ Дополнение. Негоже быть нетерпимым к чужому мнению. И вряд ли стоить игнорировать установившиеся мнения знатоков русского языка, под редакциями которых выходят эти и другие издания Толковых словарей. Поэтому, в качестве извинения за резкие оценки, фразы и обороты, я позволю себе еще раз пофантазировать (в пользу вышеупомянутых изданий словарей и их составителей) по поводу возникновения названия – «Земля-Ягуния».

По-моему, где-то у М.Горького («Детство», «В людях», «Мои университеты») есть упоминание о том, как дразнили на Волге белорусов: «Ягу, бягу, на бярягу». Рязанское «яканье» тоже не прошло незамеченным: «У нас, в Рязани, пироги с глазами: их пякут – они бягут, их ядят – они глядят». Как сказал Н.В.Гоголь, метко выражается русский народ, и если наградил кого-то прозвищем, то тот унесет его и в департамент, и в могилу (цитирую по памяти).

В России по разным признакам (в какой-то мере – утрированным) даны были прозвища целым народам. Великоруссы, например, называют малороссов (украинцев) хохлами, а те в ответ называют великороссов кацапами или москалями. Народности Севера (ненцев, селькупов и др.) Великая Русь называла самоедами. Карелы, финны, ижора – чухонцы; вспомним опять хотя бы пушкинское «Приют убогого чухонца». Нынешние удмурты были вотяками, марийцы – черемисами, саaмы – лопарями; живущие в Эстонии русские, называют эстонцев куратами. Белорусов, почти как нас, называли ягутами (егутами, – так удобнее произносить первый безударный слог).

Может быть, в Рязанской губернии когда-то существовало поселение с компактным проживанием в нем и в его окрестностях выходцев из Белоруссии или из Смоленской земли? Историю этого поселения хорошо бы восстановить по архивным материалам, но, видимо, заняться этим некому. А пишущие люди, вроде меня, бывают падки на всякие «изюминки». Выковыривая такую «изюминку» (в данном случае «Страну Ягунию» или найдя ее в гнезде словаря В.И.Даля), они начинают трепать ее, не вдаваясь в смысл, на свой лад. А потом пускать ее в тираж, – благо, сейчас можно писать и печатать что угодно.

Кстати говоря, во времена В.И.Даля такого понятия, как Поволжье, не было. И если он написал «по Волге», то он имел в виду все то пространство, которое примыкает к Волге – по всему ее обширному торгово-транспортному региону, где скапливались сезонные рабочие-грузчики, бурлаки и др., прибывшие из разных мест империи. В том числе – белорусы и смоляне. Там, «по Волге», их и называли ягутами, ягунами (егунами). Может быть и в Рязанскую губернию это прозвище пришло оттуда же, с матушки-Волги. И ничего презрительного в этом прозвище нет – просто подмечена особенность белорусского языка. А некоторые представители великорусской нации, вообразившие свой народ пупом Вселенной, полагали (полагают и сейчас), что во всем мире люди должны по-русски говорить только так, как они говорят… ]

В конце нашего краткого исследования, в качестве резюме (краткого вывода к главе «Егуны») скажем по И.А.Крылову: «А ларчик просто открывался!» Насколько мы убедились, для нас, мелекшинцев-татаркинцев-аристовцев, как и других жителей Нашего Края, в слове «Ягуния» ничего обидного нет. Ну, ни на грош! В конце концов, дело даже не в прозвище. А в том, что «иноплеменники» хотят нас не только «горшком» обозвать, но и в «печь» норовят задвинуть. Иначе говоря, представить перед всем честным народом обыкновенным быдлом. Это уже нехорошо!

Так, чем мы им не по нраву? Полагаю, одним, отличным от их и присущим только жителям Нашего Края качеством – естественным и необоримым – стремлением к высшему для каждого человека и каждого народа на Земле благу – к свободе: в едь по духу непокорности мы намного свободнее жителей, хотя бы того же, районного центра. Например, потому, что большинство наших деревень (Бутырки, Аристово, Мелекшино, Татаркино, Муняково, Ершово, Шелковая и др.), да и села Лучинск, Коленцы, Столпцы (исключая нескольких сотен ремесленников, присланных со стороны и приписанных к игольной фабрике) в крепостное владение никогда не передавались.

Да! Мы не окультуривались помещиками, заводчиками, фабрикантами и их приспешниками. Поэтому, может быть, до сих пор чаще некоторых – по А.С.Пушкину – «чешем седалищные щеки». Но мы, более далекие от культурного совершенства, в отличие от народов других краев, в течение десяти веков с гордостью несем такое свойство, которое никогда и никому у нас не отнять – независимость . Ибо наши предки никогда в рабском сословии не состояли, а, следовательно, ни перед кем веками не раболепствовали. Из истории ведь известно, что отпущенный на волю раб, даже после своего освобождения сохраняет походку раба; ибо он, по привычке к цепи, сняв ее, еще долго подволакивает ногу. Что ценнее?

О буйстве, непокорности и мятежности духа

Эти три родственных между собой качества, свойственные практически каждому жителю Нашего Края, были заложены в нас еще с древних времен. В монографии Т.Н.Никольской «Земля вятичей» 89 , например, отмечается:

«…В VII - XI веках Земля вятичей была целостной восточно-славянской территорией. Вятичи жили самостоятельно и, очевидно, обособленно от других восточно-славянских племен и земель. Правда, еще в 966 году летопись сообщает: «Победи Вятичь, Святославъ и дань на них възложи». Но эта победа над вятичами не была окончательной. Владимир Святославич еще дважды воевал с вятичами. В 981 году он снова «…вятичи победи, и възложи на ня дань…» и в следующем: «заратишася Вятичи, и иде на ня Володимиръ и победи я въторое».

Показательно, что в течение всего XI века посланцы из Киева в Ростово-Суздальскую землю и Муром ездили кружным путем, через Смоленск и верховья Волги. Очевидно, нужно было миновать Землю вятичей. Напомним также, что переезд из Мурома в Киев через вятичскую территорию был одним из подвигов былинного Ильи Муромца. А Владимир Мономах в своем «Поучении», относящемся к концу XI века, говорит о походе через Землю вятичей, как об особом подвиге. При этом он не сообщает ни о покорении вятичей, ни об обложении их данью. Управлялись они в это время независимыми племенными вождями…»

Эти же качества – стремление к свободе и свободолюбивый дух – наших предков довольно убедительно показаны и в работе Д.И.Иловайского 45,46 . В третьей главе он говорит о них: «…Свойства, которые мы заметили в характере князей, отразились и в характере городского сословия [и сельского!], на что имеем летописные свидетельства. Так в 1207 году Всеволод III , начиная осаду Пронска, хотел вступить в переговоры с гражданами, но в ответ от них получил буюю речь < … >. Характер [их] не был лишен и других более привлекательных качеств; таковы неукротимая отвага или наклонность к молодечеству и постоянная преданность своим князьям, то есть самостоятельности…».

Спустя столетие, другой диссертант, В.Г.Руделев 117 , опираясь, в свою очередь, на труд советского ученого А.Л.Монгайта 23 и других крупных историков, о борьбе вятичей за свою самостоятельность отметил:

«…Древние вятичи, занимавшие по отношению к Киеву окраинное положение, долгое время не были подчинены киевским князьям. Их быт, нравы, обычаи были чужды киевскому населению и осуждены летописцем. Они были отнесены к числу «поганых», не знающих закона, к числу тех, кто «творяше сами себе законъ».

<…> В XI веке начинается процесс расчленения древнерусского государства на ряд самостоятельных феодальных княжеств, поэтому Рязанская земля, входившая в середине XI века в состав Черниговского княжества, была освоена главным образом не киевскими, а черниговскими феодалами, а черниговские князья были первыми князьями на Муромо-Рязанской земле.

Уже в начале XII века на земле наметились контуры трех удельных княжеств: Муромского, Рязанского и Пронского. В середине XII века Муромское княжество обособляется от Рязанского; вместе с этим возрастает роль Рязани и падает роль Мурома, который уже в XII веке попадает под влияние Суздальского княжества.

<…> В экономическом и политическом отношении Рязанское княжество не было единой областью. Уже в 80-е годы XII века начались усобицы между рязанскими и пронскими князьями, что привело в 1186 году к разделу Рязанского княжества и началу самостоятельной жизни Пронского.

Политическое обособление Пронского княжества было вызвано его более ранним экономическим развитием, стремлением решить свои внутренние экономические задачи собственными силами. Эта его обособленность от Рязанского княжества просуществовала вплоть до 1447 года…»

Вольнолюбие, стремление к независимости, и вместе с тем, непослушание властям и волевая взрывчатость, присущая характеру народа Пронской земли, можно ощутить, прочитав небольшой отрывок из той части курса «Русской истории» В.О.Ключевского, где говорится о происхождении на Руси казачества . Заранее предвижу недоуменные возгласы и даже протестующие жесты: при чем тут казачество? А вот при чем. Известно, что в XV - XVII веках Рязанское и Пронское княжества являлись приграничными краями земель Северо-Восточной Руси, а потом и объединенной Московии. Исследовав их значение в защите окраин русского государства от набегов степняков, в начале главы, названной «Происхождение казачества»*, историк отмечает:

« Казачество составляло слой русского общества, некогда распространенный по всей Руси. Еще в XVI веке казаками звали наемных рабочих, батрачивших по крестьянским дворам людей, без определенных занятий и постоянного местожительства. Таково было первоначальное общее значение казака. Позднее этому бродячему, бездомному классу в Московской Руси усвоено было звание вольных гулящих людей, или вольницы.

Особенно благоприятную почву для развития нашел этот люд в южных краях Руси, смежных со степью, условия которой сообщили ему особый характер. Когда стала забываться гроза татарского погрома, завязалась хроническая мелкая борьба степного пограничья с бродившими по степям татарами. Исходными и опорными пунктами этой борьбы служили укрепленные пограничные города. Здесь сложился класс людей с оружием в руках уходивших в степь для рыбного и звериного промысла.

Люди отважные и бедные, эти вооруженные рыболовы и зверогоны, надобно думать, получали средства для своих опасных промыслов от местных торговцев, которым и сбывали свою добычу. В таком случае они и здесь не теряли характера батраков, работавших за счет своих хозяев. Как привычных к степной борьбе ратников их могли поддерживать и местные княжеские правительства. Этим людям при постоянных столкновениях с такими же татарскими степными добытчиками и усвоено было татарское название казаков, потом распространившееся на вольных бездомных батраков и в северной Руси.

В восточной полосе степного юга такие столкновения начались раньше, чем где-либо. Вот почему, думаю я, древнейшее известие о казачестве говорит о казаках рязанских [курсив мой] , оказавших своему городу услугу в столкновении с татарами в 1444 году*. <…> Первоначальной родиной казачества можно признать линию пограничных со степью городов [только ли городов?!], шедшую от средней Волги на Рязань и Тулу, потом переламывающуюся круто на юг… » .

Из процитированного отрывка и обширного примечания многое, я думаю, становится ясным и убедительным. Того же, кто еще сомневается в вопросах истоков происхождения казачества на Руси, отошлем к «Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона» (том XV , с.581), где об этом, в частности, сказано: «…Уже в конце XV века казаки встречаются на южной границе русских земель; особенно много их, по-видимому, в Рязанском княжестве, клином врезавшемся в степь и подверженном наиболее частым нападениям ордынских хищников…».

Немало материалов по данному вопросу можно встретить и в современной рязанской печати. В наше время ведется большая работа по возрождению рязанского казачества. Например, обширный и очень интересный материал – с освещением истории и современного его движения – напечатан в двух номерах газеты «Вечерняя Рязань» (за 5 января 2001 и 2 октября 2002 годов). В числе прочего, там отмечается, что «казаки в XV веке проживали в Пронске, Ряжске, Скопине, Кораблине, Сапожке, Шацке и других городах». Разве не видно, что все эти города буквально полукольцом охватывают полосу, граничащую с Нашим Краем?

За недостатком времени у меня не было возможности проводить дальнейшие розыски свидетельств и фактов, подтверждающих «вольность и непослушание, буйство и непокорность» обитателей Нашего Края в средние века. Но в новейшее время кое-что обнаружить удалось. Особо хотелось бы отметить, что эти качества исторически уживались, как ни странно, с двумя другими свойствами, сугубо противоположными первым. А именно, – с мягкостью характера и уступчивостью перед напором чужой воли (со стороны властей).

На эти черты русского народа обратил внимание еще А.И.Герцен*. В работе «Крещенная собственность», характеризуя удивлявшую иностранцев великую терпимость русского крестьянина, он писал: «Вообще пролетарий полей очень мирен, круг его понятий тесен, чтобы быть более, нежели недовольным. Он принимает свое положение за судьбу, он страдает, не знает выхода, покоряется…».

Заметим, что эта смиренность продолжалась до определенных пределов. Ибо в моменты максимального накопления гнева, когда терпение исчерпывалось, прорывы этой стихийной вольницы становились устрашающими. Не единожды они возникали и становились заметными власти предержащей в народе Нашего Края, о чем свидетельствуют источники. Самой грозы в них вроде бы не видно, но отдаленные зарницы просматриваются, а глухие громовые раскаты прослушиваются.

Так, во время крестьянской войны под руководством Ивана Болотникова*, царь Василий Шуйский, в ответ на просьбу Рязанского воеводы Юрия Пильемова о посылке ему военных сил для борьбы с восставшими, в своей Грамоте от 15 октября 1607 года сообщает: «…Писал еси [ты] к нам, что в Резанском уезде во многих местех наши изменники воры*, пронские и михайловские мужики, воюют от Переславля в двадцати верстах, а тебе за теми воры посылати неково – дворян и детей боярских с тобою мало. <…> И мы по тем вестем указали к тебе на Резань послати … Самсона Чевкина с сотнею тех мест от воров оберегати и за воры ходити, и над нашим делом промышляти…».

Процитированный нами документ составители данного сборника дополняют характерным примечанием: « Грамота от 15 октября <…> рисует картину почти всеобщего восстания в Рязанской земле, вскрывая вместе с тем бессилие правительства в борьбе с восставшими крестьянами ссылкой на недостаток «дворян и детей боярских», могущих быть посланными против крестьян…

Есть данные полагать, что рязанские мужики начали борьбу значительно раньше осени 1607 года, и к моменту прихода Болотникова к Москве борьба эта была в самом разгаре » .

Имеются документальные подтверждения откликам и другой крестьянской войны, но уже во второй половине XVIII века, под руководством Емельяна Пугачева*. В рапорте переяславль-рязанского воеводы Михаила Кологривова, адресованного командиру отряда, охранявшему подступы к Москве, генерал-майору Чорбе Николаю Ивановичу, мы встречаемся примерно с такой же ситуацией (текст приводится без сокращений):

« Сего августа 10 дня 1774 году каковы в здешнего канцелярию [Шацкой Правинцалной Канцеляри отпущеннымъ – 1-я сего ж августа от 4, 2-я от 8 чиселъ] о извесномъ злодее Пугачеве, что бутто уже вступилъ в некоторыя города, и о бунте тамошних обывателей промемори [сообщения, принятые по специальным каналам] получены, то с них, списавъ, точные коп на разсмотрение прилагаютца вашему превосходительству при семъ доношени. Такъже вашему пре­восходительству здешнея Канцелярия доносить о томъ:

Сего августа 9 дня здешней Канцеляри доношениями объявлено. 1-м – экономической казначей секундъ-маэоръ Иниховъ: что к предосторожности о злодее Пугачеве ведомства его разныхъ вотчинъ, а имянно: села Жерновищъ, Спаского и деревни Гавриловской, старосты и крестьяне учинились ослушны. 2-м – от определенного на заставу к Резанскому перевозу прапорщика Измайлова: что оные села Спасского и деревни Гавриловской крестьяне во всемъ по данной ему инструкци учинились ослушны и хотели ево свезать. 3-м – из Гремячевской Канцеляри: сего де августа 5 числа всехъ слободъ пашеннымъ салдатомъ, по призыве ихъ пред канцелярию, об оной предосторожности обявлено было, кои, собравшись до двухъ раз во многом числе народа, согласно от того отказались. И, хотя они много от Канцелярии увещеваны были – о сохранени всего общества и города противъ злодея принять меры, в противномъ же случае почтены будутъ они ослушниками указовъ и подвергнутъ себя наказанию, однако, ничто не предуспело. Но токмо, с произношениемъ разныхъ превратныхъ между собою о злодее Пугачеве толковани, не скло­няясь ко исполнению указовъ, кричали в великомъ озарте соцкимъ, чтоб оне ни к чему не подписывались, и попамъ своихь приходовъ в канцелярию итить запретили. И требовано ко усми­рению оныхъ военной команды, о чем де и в Московскую Губернскую Канцелярию от той Канцеляри представлено. Еще жъ, по доношению из Сапошковской канцеляри о важныхъ речахъ, произшедших от некоторых пашенных салдат, клонящихся ко оному злодею и государственному вору Пугачеву, i о том произсходитъ разведывание. О чемъ с подлиннымъ обстоятельствомъ и репортовано будетъ.

И потому противъ онаго злодея обывательми, кроме воен­ных командъ, предосторожность им Ь етъ ненадежна, а паче, по оной происходимости, и опасно. А какъ Щацкъ до Переславля разстояниемъ в двустах верстах, а от Переславля до Коломны девеноста верстъ, того ради вашему превосходительству Переславская Правинциалная Канцелярия Рязанского во известие о вышеписанномъ представляетъ i по оным произшедшимъ важностямъ к целости общества и к пресечению к превратности покорно проситъ для оной предосторожности, ко ободрению и возсчувъствованию черни, прислать в здешней городъ военную команду, сколко за благо разсуждено будетъ, на что здешнея Канцелярия и резолюци ожидать имЬетъ. И для того посланъ с симъ нарочной, капрал Иванъ Лобановъ. А, сверхъ того, для по­длинного разведывания посланы до Ряска, Казлова и Танбова нарочные с писменными видами; и что окажетца, и о томъ репортовано быть име Ь тъ».

Стихийные всплески народного недовольства , неповиновения, доходящих до буйства и проявлений массового гнева прослеживаются и в середине XIX века. Например, автор статьи У.Л.Маргулис «Крестьянское движение в Рязанской губернии накануне реформы 1861 года», опубликованной в ученых записках РГПИ 48 , пишет, что в июне 1854 года «из села Коленец (Пронского уезда) бежало 11 фабричных».

А.Д.Повалишин 103 , использовав, по-видимому, тот же источник, дополняет: «Одним из средств освобождения от помещичьей власти служил побег. Средство это было очень опасное. Потому что, в случае поимки беглого влекло за собою водворение в прежнее место жительства и наказание плетьми по воле помещика*. <…> Несколько [работников] бежало из Коленец Пронского уезда; из того же уезда из села Добрый Сот, у Герника, бежало 16 человек».

В работе М.С.Кармина «Крестьянское движение в Рязанской губернии в 50-х годах XIX века» 16 отмечается: «…В мае [1861 года] волновались крестьяне села Тарасова (Пронского уезда) помещицы Вельяминовой».

Газета «Старожиловский колхозник», опираясь на материалы Рязанского музея, в номере за 3 марта 1936 г. сообщила: «В 1864 году лучинские крестьяне не допустили арендатора Орловцева к пользованию земельным участком, отданном ему с торгов. Подстрекателем этого дела являлся крестьянин Марков. Когда становой пристав явился в Лучинск, чтобы арестовать Маркова, ударили в набат, сбежался народ, связали понятых, избили пристава. После этого тут же был прислан жандармский офицер с 18 стрелковым батальоном. 20 зачинщиков были отданы под суд».

Не преминули обойти стороной и события первой русской революции. В документальном сборнике «Крестьянское движение в Рязанской губернии в годы первой русской революции» 59 приводится «Обвинительный акт Московской судебной палаты по делу об организации в Гулынках и других сельских местностях Всероссийского крестьянского союза* и о революционизирующем влиянии союза на крестьян соседних сел» от 19 июля 1906 года. В нем, в частности, говорится: «…Настроение крестьян после посещения некоторыми столпянскими крестьянами «митингов» в Гулынках значительно усилилось. Крестьяне кричали: «Долой старый режим!» Волостное правление стали именовать «чертовой конторой». <…> Земля должна принадлежать крестьянам и добиваться ее можно силой и нужно выбрать старосту, который бы шел в одну ногу с крестьянином. Эти же лица отсылали других записываться в Гулынский союз…»

Там же опубликовано «Донесение губернатора Министру Внутренних Дел о состоянии губернии в октябре-ноябре 1906 года», в котором тот сообщал: «…Противодействие крестьян <…> заставило меня командировать в Пронский уезд вице-губернатора, в присутствие которого, а также прибывшей вместе с ним казачьей сотни, в большом селе Татарка [Татаркино] Столпянской волости был произведен сбор податей [налога]. После чего и в окружающих селах он стал производиться спешно».

Еще в одном документе этого сборника засвидетельствовано: «…Среди крестьян в некоторых селениях составлены уже приговоры или взаимные словесные договоры не ходить на работу к помещикам или совсем; или не ниже известных цен, отказываться от аренд* и не платить за них денег. Факты существования таких договоров обнаружены в деревне Добрый Сот в имении князя Горчакова (земского начальника 2-го участка)…»

Но особенно мощно дух непокорности проявился в переломную (вернее будет сказать, гибельную) для русского крестьянства эпоху (явившуюся началом его конца) – 1917-1933 годы. И было отчего: октябрьский переворот, приведший к коренной смене власти; к Гражданской войне, массовому кровопролитию и экономической разрухе в стране. А крестьянство – к ликвидации частной собственности на землю, насильственнной коллективизации (объединения единоличников в колхозы), раскулачиванию (со ссылкой) сопротивлявшихся нововведениям крепких хозяйственников и в конечном итоге – к полному обнищанию и безысходности. Вдохновителями и организаторами всех этих «грандиозных» дел стали новоявленные вершители судеб народов России – в том числе русского – главным образом, инородцы-большевики.

Правда об их деяниях скрывалась десятилетиями, многое почему-то скрывается до нынешнего времени. И немудрено, ведь средства массовой информации и печати, находящиеся под властным оком цензуры, не давали и не дают возможность авторам и издателям, публикующим документальные источники той эпохи, быть до конца объективными. Поэтому о многих бесчинствах и зверствах власти по отношению к крестьянству, доходящих до террора* и полного беспредела, известно еще очень мало. Однако утешимся тем, что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу»*. Так и любые неблаговидные дела, которые скрываются: рано или поздно обнаружатся, откроются и обнародуются.

На примере одного из таких событий, происшедших в Нашем Крае более семидесяти лет назад, мы и рассмотрим, как в промежутке с 1957 года по настоящее время менялось его отображение в печати, как происходил медленный процесс отторжения, правды от лжи. А заодно, в самом драматичном эпизоде, нашедшем свое отражение в прессе, проследим за наиболее показательным проявлением тех качеств народа Нашего Края, о которых говорилось в предыдущих главах. Итак, расписываем по мере выхода источников из печати.

1957 год. В сборнике «Борьба за установление и укрепление советской власти в Рязанской губернии (1917-1920 гг.)» 10 , выпущенном к 50-летию Октябрьской революции, на полтысяче его страниц приведены многие документы, [якобы] характеризующие эту борьбу.

В действительности, составители этого явно заказного издания М.Ф.Кравченко и А.М.Сторожева использовали материалы из рязанских архивов (государственного, партийного и управления внутренних дел) лишь с одной целью: скрыть террор, который осуществляли тогда большевики в городах, селах и деревнях Рязанщины. Ибо за обилием декретов, резолюций и постановлений в нем совершенно не просматривается кровавая бойня, которую учинили большевистские отряды на Рязанщине и, в частности, в селениях Пронского уезда.

Но правду скрыть невозможно! В конце сборника, в Приложении, осторожные авторы пусть несколькими строками, но все же «проговариваются». На странице 380 встречаем такие строки:

« Пронская организация возникла 5 июня 1918 года в числе 13 членов, к сентябрю это число удвоилось. О том, какая работа пришлась на долю этих двух десятков товарищей в самом начале зарождения группы, можно судить по событиям 1918 года в Пронске.

Сначала тяжелая и напряженная борьба с эсеровско-кулацким засилием в отделах и комбедах, затем организованное эсерами и оставшимися в уезде помещиками кулацкое восстание в ноябре 18 года. Это восстание, прокатившееся по многим губерниям, с особенной силой разразилось в Пронском уезде… »

1969 год. Особенно тенденциозно накал противодействия властям со стороны крестьян Нашего Края показан в статье Н.А.Елуфимьевой «К истории борьбы за упрочение советской власти», напечатанной в 62-м томе ученых записок РГПИ 86 .

В предисловии к работе исследовательница пишет: «…В данной статье рассматривается процесс разгрома белогвардейско-кулацкого выступления осенью 1918 года, имевшего важное значение для укрепления советов. В имеющейся литературе это не нашло должного отражения». А немного ниже:

« …Пытаясь омрачить светлый праздник Октября, контрреволюционеры приурочили свое выступление к 1-й годовщине советской власти. <…> Кулацкие банды в Пронском уезде насчитывали до 5 тысяч мятежников.

<…> В день Октябрьского праздника восстание началось в Суйской, Столпянской и Долматовской волостях. Повстанцы двинулись в сторону центра: заняли железнодорожные станции Чемодaновку, Хрущeво, Бuркино и разрушили железнодорожные пути. В селах и деревнях, через которые двигались мятежники, свергалась советская власть, арестовывались советские работники, коммунисты, представители комбедов.

6 ноября 1918 года <…> Рязань и Рязанская губерния были объявлены на военном положении. По приказу Главнокомандующего вооруженными силами республики* был создан специальный штаб по разгрому контрреволюции и из Москвы был выслан [расстрельный] отряд [латышских стрелков] в помощь рязанским вооруженным силам. В боевую готовность были приведены все имевшиеся наличные вооруженные силы: красноармейские отряды, отряды ВЧК, советской милиции, продовольственно-реквизиционные отряды.

<…> Для общего оперативного руководства всеми вооруженными силами по разгрому мятежа в губернии 7 ноября был создан Временный Военно-революционный Комитет в составе губернского военного комиссара, начальника обороны железных дорог, председателя губернского ЧК и военного руководителя.

<…> С оружием в руках выступили против кулаков большевики Чемодановской и Истьинской партийных ячеек Пронского уезда. <…> В боевую готовность были приведены все имеющиеся наличные вооруженные силы: красноармейские отряды, отряды ЧК, советской милиции, продовольственно-реквизиционные отряды. <…> На помощь революционным силам деревни пришли рабочие промышленных предприятий из городов. <…> К концу ноября основные силы контрреволюции были разгромлены… »

Там же автор статьи «Рязанские комбеды в борьбе за упрочение советской власти» Н.Г.Соколов отмечает: «…В отдельных местах комбеды выполняли культурно-просветительную работу: открывали клубы, выписывали газеты, журналы и т.д. [Вот она, самая главная цель ликвидации безграмотности – явное, наглое, прямое и непосредственное оболванивание!].

Столпянский волкомбед [волостной комитет бедноты] Пронского уезда 14 сентября 1918 года принял решение немедленно выписать для всех сельских комбедов газету «Беднота», а для волостных – «Известия». Тогда же было принято решение об открытии в волости врачебного пункта, советской чайной, мясной лавки и др… »

Как видим, – не помогло …

1974 год. Еще один ученый из РГПИ, А.И.Суслов, в статье «Борьба за хлеб в Рязанской губернии в первые годы советской власти (1917-1918 гг.)» 87 бескомпромиссность* борьбы новой власти с крестьянством и беспощадность к нему показал уже в более откровенной форме. Автор пишет:

« …В сентябре 1918 года в Рязани начал формироваться «Первый Рязанский продовольственный полк», который уже к декабрю насчитывал 1076 человек. Полк был сформирован по военному образцу. <…>Осенью 1918 года части Рязанского военного продовольственно-реквизиционного полка выполнили данную ими клятву: не жалея своей жизни, они участвовали в подавлении ноябрьского контрреволюционного мятежа, при этом понеся серьезные потери.

<…> Вооруженные продотряды действовали в тесном контакте с рабочими на основе продовольственных декретов августа 1918 года. Участие тысяч рабочих в заготовительных и уборочных отрядах явилось дальнейшим развитием идеи «Крестового похода» пролетариата в деревню, ее усилением.

<…> После Постановления Московского Совета от 25 августа 1918 года «О льготном провозе 1,5 пуда хлеба» Рязанский губком партии и губисполком поправили губпродком, решительно выступив за принятие срочных мер к прекращению вывоза хлебных продуктов из пределов губернии. На всех железнодорожных станциях были выставлены заградительные отряды. Это помогло в какой-то мере удержать часть запасов хлеба в губернии » .

1990 год. На страницах сборника «Города и районы Рязанской области» 7 это событие освещается хотя и кратко, но конкретно:

« Новое рождалось в упорной борьбе со старым: вредили враги, проникшие в Советы, поднимались кулацкие восстания. Осенью 1918 года кулацкое восстание охватило районы станций Хрущево, Чемодановка и Биркино – всего шесть волостей. Руководителями восстания были бывший помещик и царский офицер. 6 ноября в Столпянской и Суйской волостях они провели насильственную мобилизацию мужчин до 50 лет, не явившихся избивали.

Для разгрома кулацкого мятежа был сформирован отряд, куда вошли и старожиловцы. Наступление Красного отряда началось от станции Старожилово. К 9 ноября восстание было разгромлено » .

1993 год. В брошюре истьинских краеведов «По Петрову указу» 59 драматизм событий отражен, на мой взгляд, наиболее ярко и зримо, поэтому привожу его с минимальными сокращениями:

« ...Преданность Советской власти, стойкость и вера истьинских рабочих проявилась во время кулацко-эсеровского мятежа, вспыхнувшего в канун первой годовщины Октябрьской революции.

Особенно большой размах мятеж принял в селах Жерновки [Жерновищи], Столпцы, Перевлес, деревнях Варищи [Ворищи], Ершово, Шелковая. Отсюда мятежники двинулись группами в разных направлениях. Тревожная весть пришла в Истье. Немедленно на совместное заседание собрались члены Совета, партийной ячейки, заводского комитета профсоюза. Было решено создать ревком и организовать военный отряд из рабочих.

<…> Для вооружения отряда (в нем было около сорока человек) собрали все охотничьи ружья и командировали посланца в Рязань за помощью и винтовками. Одновременно Г.И.Кузнецов [председатель ревкома] выехал на станцию Старожилово, чтобы оттуда сообщить в Пронск и Рязань о начале мятежа.

Рано утром 7 ноября отряд, вооруженный привезенными винтовками, занял оборону на реке Истья. В это время от мятежников в село прибыл представитель с требованием сдаться восставшим или пропустить их в сторону Рязани. Но никто не был намерен приводить в исполнение этот ультиматум.

Вечером седьмого ноября в Истье прибыл из Рязани отряд красноармейцев с двумя пулеметами. Утром следующего дня объединенный отряд красноармейцев и рабочих выступил из Истья [так в тексте] по направлению Перевлеса-Столпец. Недалеко от деревни Тугушево отряд встретился с мятежниками [в их числе был мой прадед], которые после двух пулеметных очередей разбежались, не приняв боя.

Объединенный отряд восстановил в Перевлесе и других, занятых мятежниками деревнях, Советскую власть. Мятежные деревни были обложены контрибуцией*, часть которой поступала в распоряжение истьинских рабочих, а часть отправлялась в другие города страны.

Именно во время мятежа проявились слабоволие и колебания уездных работников. Поэтому Рязанский губком и Пронский Уком партии решили укомплектовать партийные и советские органы преданными делу революции большевиками. Весной девятнадцатого года на работу в Пронск пригласили несколько истьинских рабочих, среди которых…[упоминается 7 фамилий] » .

1999 год. Краеведы Пронского района вспомнили, наконец, свою Большую историю и выпустили для учащихся школ учебное пособие для школ: «Пронская земля» 110 (о нем мы уже говорили). Замечательное издание! В нем, ко всему прочему, наиболее честно и обстоятельно поведано о причинах, вызвавших крестьянское восстание в Нашем Крае, и изложен характер выступлений в самом Пронском уезде.

Почти вся информации из него вошла в другое, выпущенное в 2000 году, областное издание «История одной губернии» 50 . Там она преподана в более емкой и лаконичной форме. И мы отобразим ее в следующем сообщении. А пока я остановлю внимание лишь на некоторых, непосредственно интересующих нас моментах, которые не вошли в издание, подготовленное рязанскими авторами.

В учебнике прончан говорится о том, что летом Красная Армия стала превращаться в регулярную. Несмотря на то, что большевиками объявлялись многочисленные мобилизации (в 1918 году – 12, в 1919 – 49!), крестьянство не хотело идти воевать: оно устало от первой мировой войны. Кроме того, политика чрезвычайных мер (так называемый «военный коммунизм»), которая вводила запрет на свободную торговлю хлебом, вменяла в обязанность крестьянам фактически бесплатно сдавать сначала зерно, а затем мясо, картофель, другие продукты государству (так называемая «продразверстка»), вызывала у крестьян недовольство Советской властью, толкала их на массовые выступления.

Но самым интересным для нас является тот факт, что впервые в официальном издании указывается населенный пункт, где возникла первая [курсив мой!] вспышка проявления народного гнева, разлившегося потом по 80 уездам центральной России. На странице 222 учебника «Пронская земля» об этом написано прямо:

«...Самое крупное произошло в Пронском уезде осенью 1918 года. <…> Центром выступления стала деревня Мелекшино Столпянской волости [Вот как!!!]. 6 ноября толпа крестьян подошла к зданию совета в селе Столпцы. Там находился помощник заведующего волостным продовольственным отделом В.Г.Предтеченский*.

<…> Из них [коммунистов и членов уездного исполкома] и красноармейцев караульной роты были созданы три отряда, которые послали на станции Чемодановка, Хрущево, Старожилово, где концентрировались восставшие. Отряд, посланный в Хрущево, был вынужден отступить, и восставшие на короткий срок захватили станцию. По железной дороге подошел бронепоезд из Рязани, из Скопина – отряд ВЧК, в состав которого входили латышские стрелки…».

Здесь мне бы хотелось добавить следующее. Один Бог ведает, кто тому виной, но так уж складывалась история Руси, что главным вором, выкрадывающим, либо захватывающим разбойным нападением у честного труженика последние его крохи, особенно в критические времена, выступало государство. Но то, что происходило в указанное время – превосходило все пределы. И как только при размышлении об этой эпохе у меня возникают мысли, хочется задать вопросы: «Интересно, что можно выгрести у крестьян деревни Мелекшино, которых загнали потом в колхоз, именованный «Бедняк»*? Намного ли они «разбогатели» за те пять лет, когда после смерти В.В.Куйбышева* он был переименован в честь его имени?

2000 год. В связи со 225-летней годовщиной со дня создания Рязанской губернии была издана коллективная монография «История одной губернии» 50 . Коренным образом изменившаяся внутриполитическая ситуация в стране позволила ее авторам более свободно и объективно подойти к освещению событий ноябрьского мятежа 1918 года. В том числе относительно событий, происшедших в Пронском уезде:

« Самое мощное проявление антисоветских настроений пришлось на осень 1918 года, когда основная часть уездов губернии была охвачена вооруженным восстанием. Первая вспышка произошла в Михайловском уезде 5 ноября. Затем пламя перекинулось на Пронский, Сапожковский, Ряжский, Касимовский, Зарайский, Рязанский, Михайловский, Спасский уезды.

Главной причиной выступления стало проведение мобилизации в армию, нехватка продовольствия и продовольственная политика власти. Как докладывал Центру Рязанский губисполком: ”…поводами к восстанию стали – мобилизация людей, лошадей, реквизиции скота, хлебная монополия, отделение церкви от государства, неудовлетворенность работой волостных и сельских Советов и зачастую ответственных работников”.

<...> Наиболее активным руководителем выступления в Пронском уезде стал бывший штабс-капитан Слюз, выходец из местных мелкопоместных дворян. Лозунгами восставших были: «Долой комитеты бедноты», «Долой Советскую власть», «Да здравствует учредительное собрание!». Они стремились перерезать железнодорожные пути, идущие по территории губернии.

Крупные вооруженные столкновения произошли в районе станции Хрущево, которая была на короткий срок захвачена восставшими, а также в Старожилово и Чемодановке. В Касимовском уезде в ходе восстания погибло 16 советских и партийных активистов. Восстание было плохо организовано. Отряды повстанцев вооружены чем попало. В основном это охотничьи ружья и винтовки, отнятые у железнодорожной охраны. Основная масса участников выступления, выплеснув свой гнев, разошлась по домам.

Восстание застало врасплох местные советские и партийные власти, которые только что отметили первую годовщину Октябрьской революции и не ожидали активных антисоветских выступлений. Многие советские служащие были ненадежны и сочувствовали восставшим. Так, начальник Пронской уездной милиции Зеленов, бывший эсер, при известиях о восстании дезертировал.

Для борьбы с восстанием в губернии и уездах возникли чрезвычайные органы – военно-революционные комитеты (ВРК), 6 ноября было объявлено военное положение. Все коммунисты встали под ружье и перевелись на казарменное положение. К 9 ноября основные очаги восстания были ликвидированы. К 18 ноября спокойствие в губернии окончательно восстановлено, снято военное положение и упразднены ВРК.

В ходе подавления восстания только по Касимовскому уезду расстреляно до 150 человек «буржуазии и кулаков». Эти суровые меры вызвали ужас у одной части населения, одобрение и поддержку у другой… »

Со своей стороны, полагаю, что в Нашем Крае число крестьян, поддерживающих этот террор, составляло единицы, если в этот момент таковые могли быть вообще.

2000 год , 10 марта. Газета «Старожиловские просторы» выходит со статьей старшего помощника прокурора области по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности и межнациональных отношениях А.Ф.Галкина, названной: «Как это было». Часть ее текста приводится без сокращений:

«…Как усматривается из архивно-уголовного дела, в том выступлении участвовало около 500 [!?] жителей нескольких волостей, входивших в состав Пронского уезда (Чернобаевская, Полянская, Долматовская, Столпянская, Соболевская и др.). Возникло оно на почве недовольства, вызванного объявлением мобилизации в Красную Армию лиц призывного возраста и поставкой для нужд армии лошадей, а также реквизиций* имущества, зерна, картофеля у населения.

Центром волнения было село Столпцы. Повстанцами была разоружена группа железнодорожных милиционеров и сделана попытка разобрать участок железной дороги от ст. Хрущево. Толпой, подстрекаемой организаторами выступления, были убиты зав. продовольственным отделом Столпянской волости Предтеченский и милиционер (фамилия неизвестна), избиты отдельные коммунисты.

Только с прибытием карательного отряда мятеж был ликвидирован, многие его участники подверглись аресту, а десять наиболее активных организаторов и руководителей выступления карательным отрядом [латышами] без суда и следствия были расстреляны (фамилии их по делу неизвестны).

Из показаний свидетелей, руководителей местных органов власти, самих обвиняемых следует, что хотя последние и принимали участие в митингах, походе на ст. Хрущево для разборки железнодорожного полотна, отдельные из них выкрикивали антисоветские лозунги и звонили в набат, однако участие в убийстве продовольственного комиссара и милиционера не принимали и организаторами выступления не являлись.

Постановлением Рязанской губернской ЧК от 30 декабря 1918 года мера пресечения в отношении всех вышеназванных лиц была изменена на подписку о невыезде. Однако судебное решение в деле отсутствует. Вероятнее всего, Рязанским губернским революционным трибуналом к обвиняемым была применена амнистия.

Так закончилось стихийное выступление крестьян, с самого начала которое было обречено на неудачу.

В соответствии с Указом Президента Российской Федерации «О крестьянских восстаниях в 1918-1922 годов» от 18 июня 1996 года крестьяне-участники восстаний 1918-1922 годов – не могут быть признаны участниками бандформирований в трактовке п. «в» ст.4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». Необходимо признать детей, подвергавшимся репрессиям за участие их родителей в крестьянских восстаниях 1918-1922 годов, подлежащими реабилитации».

Нет, господин Прокурор*! В действительности, как видим, это было не так! Большевистская расправа с непокорными была куда беспощадней и кровавей*.

2003 и последующие годы. Не сомневаюсь, что историки и краеведы скажут, наконец, откровенное, основанное на подлинных документах и фактах, честное слово об этих, полных трагизма днях. И сообщат нам имена трех партий крестьян, расстрелянных латышскими стрелками (количество указываю предположительно, но, по воспоминаниям старожилов, достаточно близкое к реальному):

– в глубоких земляных выемках-ямах, находящихся на северной окраине села Столпцы (внизу у Прони, ближе к бывшему аэродрому) и имеющих название «Рытьвинь», – несколько десятков мужчин-столпянцев (по воспоминаниям, расстреливали каждого второго);

– в овраге «Винотор», между деревнями Мелекшино и Татаркино, – 19 (девятнадцать) татаркинских мужиков;

– в овраге «Рубеж», между деревнями Мелекшино и Аристово, – 29 (двадцать девять) мелекшинских крестьян.

Светлая им наша память!

История, как известно, – наука поучительная. Она не однажды пыталась убеждать, что к мнениям пророков своего Отечества надо прислушиваться. Как тут не вспомнить нашего гения, А.С.Пушкина, и не привести его проницательнейшие строки, которыми он завершал одну из глав, по цензурным соображениям не включенные в «Капитанскую дочку»: «…Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды [недавно появившиеся в наших краях] и не знают нашего народа, или, уж люди жестокосердые, коим чужая головyшка – полyшка, да и своя шейка – копейка*…».

Говоря о «молодых», по-видимому, А.С.Пушкин имел в виду и будущих «людей заезжих» (так в одном из своих писем назвал большевиков Л. Д.Троцкий, к клану которых принадлежал сам). Шея у не–

го уцелела-таки, но умер он от смертельной раны, нанесенной по той части тела, которая находится выше «шейки» и которая несет максимальную ответственность за деяния человеческие.

В августе 1940 года, он – один из самых ярых исполнителей большевистского переворота, «установления, закрепления и вселенского расширения» советской власти, был убит ударом альпенштока (ледоруба), который нанес ему по голове испанский агент И.В.Сталина Рамон Меркадер, в кабинете, где, проживая в далекой Мексике, Троцкий писал свои воспоминания.

Ограниченный рамками жанра, я смог показать лишь единичные примеры проявления буйства и непокорности жителей Нашего Края. В действительности таких примеров было много, очень много. Об этом можно написать не одну книгу*…

Ниже, в своих воспоминаниях о самом старшем из всех моих мужчин-сородичей, которых я когда-либо знал и видел, этой темы я еще немного коснусь. Ибо был он, повторяю, непосредственным участником этого мятежа.

Итак, поскольку по происхождению я – «егун», то в некоторых начальных автобиографических главах жизнеописательной части сочинения попытаюсь проиллюстрировать наше исконно-«егунское» произношение. Для чего использую сюжеты из запомнившихся с раннего детства «картинок жизни».

Но перед этим все же скажу, что несовершенное речевое произношение – не порок! А порочны те обстоятельства, в которые власти нас, жителей Нашего Края, давным-давно поместили. Они-то, взгромоздившись на народную выю, устраивают себе культурную жизнь, а представителям «егунского» племени оставляют от нее лишь крохи. Вот и выбивайся в люди, как знаешь. Хорошо еще, если судьба будет благоприятствовать тебе в твоих устремлениях к свободе и знаниям.

В минувшем столетии именно так все и происходило… А тому, кто был лишен этого, оставалось одно – мятежничать. Правда, мятежность эта была далеко не положительного свойства. Проявилась она таким, что из оставшихся от войны или родившихся в послевоенные годы мужчин редко кто дожил хотя бы до старшего возраста (не говоря уж о преклонных годах!) Но эта тема требует отдельного серьезного обсуждения и сочинения другого жанра…