О СОВЕСТЬ НЕ ИМУЩИХ

Сижу в коляске с мыслью куцей:
Вот если б я однажды смог,
Упёршись в скорость, оттолкнуться –
И сбросить злые путы с ног!

Невзгоды – в памяти не стёрли:
Какой хмельной у счастья вкус –
Бежать до стука сердца в горле,
До рези тоненькой в боку!..

Увы, мы грёзам не родные,
Мы даже не знакомы им,
Близки реалии иные
Мне и товарищам моим.

Мы суть песчинки пыли древней,
Мы – страждущих в пустыне глас,
Мы – тени срубленных деревьев:
Мы есть и… нет как будто нас.

Давно уж инвалид не сводит
С концами нищие концы,
Но вновь о “рыночной свободе”
Долдонят сытые юнцы.
В палитре псевдодемократий
Жестокость властвует и ложь,
Знать не дано чиновной рати -
Насколько остр бессилья нож!

Чем безысходней жизнь, тем чаще
Телеэкран рисует нам
Их оловянный взгляд, скользящий
По людям, словно по вещам.

Прости овец своих заблудших,
Страдалец скорбного креста,
И, свет пролив в пустые души,
На путь их истинный наставь.

Вложи в надбровия бульдожьи
Самоназначенных “мессий” -
Что все равны пред ликом Божьим,
И есть в Завете - “Не убий!”

----------------------------------------------

Всё реже мне Греция снится –
В кольце островных берегов,
Уже забываются лица
Седых олимпийских богов,
Которые нравом горячим
И слабостью – к людям близки:
Как мы – и смеются и плачут,
Лишь не обжигают горшки.

Изменчива память – не спорю,
Но только закрою глаза, –
Вновь вижу Эгейское море
И древних судов паруса.
Обласканный солнечным ветром,
Является взору в дали
Шагнувший на три километра
В бескрайнее небо Олимп.

Бродя здесь по тёмным пещерам,
Гоня одиночество прочь,
Однажды я встретил Гомера -
Мы с ним просидели всю ночь.
На сердце светлее, а значит,
Постиг я - в который уж раз, -
Как слеп обездушенный зрячий!
Как мудр задушевный - без глаз!

Я помню и женщин Эллады:
Бессильна булатная сталь
Пред их обжигающим взглядом!
Божественна их красота!
О, как я теперь понимаю
Париса - Приама сынка, -
Навесившего Менелаю
Крутые оленьи рога!

Награда достойна героя:
Елена отныне - его;
И пусть пала гордая Троя, -
Добился мужик своего!
…Сегодня России так надо
Взбурлить охладелую кровь! -
Спустись к нам с Олимпа, триада, -
Душа - Человечность - Любовь!

НОЧНЫЕ ПРОГУЛКИ

Опять мне рифма душу греет –
От звёзд – до первых петухов…
Ночь – замечательное время
Для пробуждения стихов.

В задумчивую пору эту
На поэтической волне
Я уплываю до рассвета –
Куда уже возврата нет:

Где грань меж небом и землёю
Математически строга,
Где мыльной пеною прибоя
Стирает море берега;
Где в перламутровых личинках
Торопят ювелирный час
Окаменелые слезинки
Природы, плачущей о нас;

Где в южном небе – звёзд алмазы,
Где нет понятья вечной тьмы,
Где сердцу нужно всё и сразу, –
Где молоды с тобою мы.

----------------------------------------------

ВОЙНА

В скорбных холстах, от пожарищ – багровых,
Красками служит военной весне
Чёрный от пороха, рыжий от крови –
Цвета гвардейского – мартовский снег.

Грозный правитель стального потока –
Бранных полей генерал-агроном
Пашет снарядами землю, до срока
Зябь засевая свинцовым зерном.

Голосу здравого смысла не внемля,
Бьются народы в тех мёртвых полях…
Смерть, всё живое складируя в землю,
Жизнь изгоняет с планеты Земля.

----------------------------------------------

ГРЯЗНО-ЦВЕТНЫЕ СТИХИ

Синие сумерки – белая ночь,
Блик фиолетовый – из ресторана.
В жёлтенькой юбочке блудная дочь –
Как топ-модель с голубого экрана.

Розово-дымные грёзы любви.
Тёмно-бордовый костюм сутенёра.
Светло-коричневый автомобиль.
Ярко-зелёный сигнал светофора.

Красная пачка “крутых” сигарет,
Пламя оранжевое – зажигалки.
Черноволосый, развязный сосед
С говором-клёкотом аспидной галки.

Грязная, вонью смердящая пасть,
Грязных ладоней липучие путы,
Грязная, грубо-циничная страсть…
Грязный клочок иноземной валюты.

И – недоступно людское тепло,
Лишь за спиною – презрительный шёпот.
Мир – через мутно-слепое стекло
Серого, мрачного калейдоскопа.

Воспоминания мерзкие – прочь!
Время – бинтом на душевные раны…
Синие сумерки – белая ночь,
Блик фиолетовый – из ресторана...

-----------------------------------------------

ДОБРО И ЗЛО

Памяти В.В. Казанкина
Безапелляционно
“стелет”
судьба моя:
в реанимационной
койке
очнулся я.
Травмою обездвижен, –
пялюсь
на жизнь страны
сквозь старый телевизор –
зеркало сатаны.
Там –
свара крыс,
как в трюме;
может быть, я –
в бреду?

Может,
я просто
умер
и возлежу
в аду?!
Видимо, я немало
в жизни своей
грешил,
коли душа попала
в эру
антидуши.
Мэрии…
префектуры…
Русское слово –
в гроб:
бывший Дворец культуры
нынче –
“Интим-секс-шоп”…

Стряпают мне
законы –
клоуны
и шуты,
а “паханов в законе” –
к лику несут
святых…
Под многоцветьем флагов
буйно плодится
дрянь:
серый чиновник
нагло
жадную
тянет
длань
к пенсии офицера –
к жалким моим
рублям;
знай, набивает цену
мерзкий
штафирка-тля.
Все попирая
нормы,
топчет
мои права
околовластный боров,
потный
Гаргантюа!

В ханжестве
бесподобен
лживый
госаппарат:
очень легко
быть добрым,
не понеся
затрат.
Партии…
фонды…
банки –
тронутый молью мех.
Русский мужик
Казанкин
стоит
один
их всех:

не рассыпая клятвы
в “рыночной”
болтовне,
он
по ночам,
бесплатно (!)
делал
коляску
мне, –
чтобы я
в сносных позах
(не осуди, эстет
за доминанту прозы!)
ездил бы
в туалет;
чтобы я,
став калекой,
в цепком
капкане
стен
мнил себя
человеком,
а не мешком
костей…

…Сумерки
солнце тушат,
правит сердцами
тьма;
льдом обрастают
души –
пир созвала
чума;
ненавистью пропитан,
загнанный мир
летит
скорбной, увы,
орбитой –
гибнущих атлантид…

----------------------------------------------

ДРУЗЬЯМ-СОСЛУЖИВЦАМ

Чайки ловят в волнах
корки мокрого хлеба,
снег – на кучах угля,
штабелях из досок;
в ряби серой воды
тонет серое небо –
это зимний набросок
портпункта Высоцк.

…Очертанья судов
на ветру коченели –
нрав у северных вод
непреклонно суров.
Ошалев от штормов,
оперлось аппарелью*
о щербатый причал
судно типа Ро-ро.**

Из его мрачных недр,
то ли въявь, то ли чудясь,
озирая мир льдом
маскировочных фар,
выползали тела
бронированных чудищ,
в едкий дым обращая
сгоревший соляр.
…За густыми клубами
угарного дыма,
за грозой – что прошла,
государство круша,
сникло время,
когда были мы молодыми
и служили Отчизне.
Но не фетишам!

…Чайки ловят в волнах
корки мокрого хлеба;
кран портальный, пакгауз,
промёрзлый песок
да “беззубый” причал…
Как давно я здесь не был!
Память дробной “морзянкой”
стучится в висок…